Открой свои крылья весне, Чёрный Лотос
Искала я картинки в одном из контактовских диалогов, и нашла зарисовочку, которую потеряла... ну год назад уже точно.
На сей раз Нолофинвэ. Исход нолдор. Араман, Хэлкараксэ.
Я не знаю, кто первый увидел зарево далеко на востоке, там, куда уплыли корабли. Я не знаю, кто первый сказал роковые слова. Я не знаю, с чьих губ сорвалось первое проклятье в адрес тех, кто уплыл, оставив нас на этом берегу. Я не знаю…
Край неба вдали был окрашен в огненные оттенки. И я знал, что это не то сияние, которое иногда видно в Арамане в ясные ночи и в сильный мороз. Я знал, что это горят корабли. И я знал, что их поджёг Феанаро. Специально поджёг, чтобы не отправлять их за нами. Он так и не поверил, так и не принял нас как равных себе, своему Дому и своим верным. Все его слова оказались лишь частично правдой.
А теперь… Что теперь? Возвращаться? Куда? К тронам валар? Так нет у нас дороги назад. Вернуться – значит признать свою слабость, неспособность отвечать за свои дела и поступки, трусость в конце концов. Нет. Я не хочу этого. Не хочу, чтобы до скончания веков на меня смотрели с осуждением, с пренебрежением, с недоумением. И я поклялся. Я ведь тоже поклялся. Брату поклялся идти за ним. И я пойду за ним, пусть он даже этого не хочет. Я должен доказать ему, верным, себе в конце концов, что мои слова чего-то стоят, что это не просто слова, которых можно произнести тысячи тысяч. Что это слова принца нолдор и сына государя Финвэ. Я должен доказать. И пусть передо мной теперь один путь – через непроходимые и суровые льды Хэлкараксэ. Я пройду. Найду Феанаро. И докажу ему, что нет в моём сердце слабости, что я сумел преодолеть всё, чтобы выполнить данную ему клятву. Я пройду.
Не знаю, кто первый спросил что дальше. Не помню уже, что отвечал. Не помню кто первый вскинул меч к небу и сказал, что идёт со мной… Кажется, Финьо. Затем Турьо, Арьо, верные… Тысячи клинков теперь резали серебристыми остриями морозную ночь Арамана. Тысячи голосов повторили одно и то же.
«Мы с тобой, государь».
Помню, как сам вскинул меч, отвечая их порыву. Помню, как первым шагнул на тот путь, по которому можно было идти только вперёд или остаться во Льдах. Назад дороги нет…
Мы не рассчитывали на подобный переход, потому тёплых вещей и всего необходимого у нас было слишком мало… Мы знали это, но отступать было поздно, а взять что-то ещё неоткуда. Но трудности нас не остановили, даже не задержали.
Помню холодную пустыню. Чёрное небо с искрами далёких колючих звёзд. Лёд под ногами. Бесконечный лёд. И звёзды там, внизу, в стылой глубине. Помню треск льдин под ногами идущих. Короткие вскрики. Упавшие под лёд уже не выбирались наружу, а если их и вытаскивали, то они умирали буквально в считанные минуты. Холод убивал их. И мы их хоронили всё под тем же льдом. Помню их застывшие ледяные лица с широко открытыми глазами и то, как на ресницах их, бровях, волосах намерзает лёд. В считанные минуты. Помню как долго пытались вытащить из трещины во льду Эленвэ, а она наконец не выдержала холода и почти без плеска ушла под лёд, только и успев, что всунуть Турукано в руки объёмный кулёк, в котором была маленькая Итариллэ…
Мы шли неведомо сколько времени. Мы шли уже только затем, чтобы просто дойти, не остаться здесь, не стать ещё одной жертвой Хэлкараксэ. Помню, что в самом начале похода ещё пели песни, потом просто говорили, вспоминали Аман, мирную жизнь, дом, тепло, тех кого оставили там… Теперь же все шли молча и смотрели лишь перед собой. И тут над нами в небе разлилось странное сиянье. Серебряное, как свет Тельпериона и почему-то тёплое, хотя в серебре никакого тепла отродясь не было. И все как один остановились и подняли головы вверх, смотря на небесное светило над нашими головами. И будто волна прошла по рядам нолдор. И зазвучали голоса. Все оглядывались назад, в сторону Амана. Небесное светило дало нам сил. Мы пошли дальше, а оно сияло над нашими головами, освещая всё вокруг. И Льды в его лучах перестали казаться такими суровыми и непроходимыми.
И мы вновь шли также как в начале пути, неизвестно откуда беря силы и твёрдую уверенность в том, что дойдём. А потом кто-то закричал, указывая вперёд, где горизонт пылал ало-золотым огнём, будто вновь где-то далеко впереди горели корабли, только сильнее, во много раз сильнее и ярче. А потом… Потом впереди над ледяной пустыней встало ещё одно светило – яркое, много ярче первое, Оно своим светом напоминало Лаурэлин. И оно было тёплым… Невероятно, невообразимо, удивительно тёплым. А потом… Потом кто-то закричал, что мы дошли – впереди, там откуда поднималось золотое светило, чернела полоска скалистой земли. И вдруг радостный, громкий звук наших походных труб гулом прошёлся по ледяным нагромождениям и равнинам, отразился от скал берега и вернулся к нам.
А ещё через некоторое время мы все вышли на землю. И, стоило только Льдам остаться позади, как над войском разнеслось:
«Дошли…»
И все, не сговариваясь, осели там же где и стояли. Мы дошли… Мы сделали невозможное. Мы скоро найдём тех, кто нас предал и оставил нам две дороги – позор и бесчестие возвращения или смертельный и невозможный путь по Льдам. Мы выбрали вторую. И прошли её…
Мы потом поймём, что потеряли почти половину войска. Мы потом сможем осознать всю боль от этих потерь, мы потом оплачем их и почтим их память тризной, потом… Всё это будет потом… Сейчас же… Сейчас мы уснули. Все. Почти одновременно. Не озаботившись ни лагерем, ни стражей, ни удобством сна хотя бы. Уснули просто на голых камнях. Потому, что даже они сейчас казались нам периной… Потому, что там, в Хэлкараксэ боялись спать, ведь можно было уснуть и не проснуться. Потому, что сил ни на что не было даже у самых стойких. Даже у меня, хотя за весь путь никто не слышал от меня ни слова о трудностях и тяготах пути. Мы дошли…
Скоро, совсем скоро, я надеюсь, мы с тобой встретимся, Феанаро. Я пришёл. Я сделал невозможное. И теперь хочу увидеть тебя. Увидеть и спросить, почему. Почему ты поступил так, брат? Что двигало тобой тогда? И я надеюсь, ты ответишь мне. Я на это надеюсь…
На сей раз Нолофинвэ. Исход нолдор. Араман, Хэлкараксэ.
Я не знаю, кто первый увидел зарево далеко на востоке, там, куда уплыли корабли. Я не знаю, кто первый сказал роковые слова. Я не знаю, с чьих губ сорвалось первое проклятье в адрес тех, кто уплыл, оставив нас на этом берегу. Я не знаю…
Край неба вдали был окрашен в огненные оттенки. И я знал, что это не то сияние, которое иногда видно в Арамане в ясные ночи и в сильный мороз. Я знал, что это горят корабли. И я знал, что их поджёг Феанаро. Специально поджёг, чтобы не отправлять их за нами. Он так и не поверил, так и не принял нас как равных себе, своему Дому и своим верным. Все его слова оказались лишь частично правдой.
А теперь… Что теперь? Возвращаться? Куда? К тронам валар? Так нет у нас дороги назад. Вернуться – значит признать свою слабость, неспособность отвечать за свои дела и поступки, трусость в конце концов. Нет. Я не хочу этого. Не хочу, чтобы до скончания веков на меня смотрели с осуждением, с пренебрежением, с недоумением. И я поклялся. Я ведь тоже поклялся. Брату поклялся идти за ним. И я пойду за ним, пусть он даже этого не хочет. Я должен доказать ему, верным, себе в конце концов, что мои слова чего-то стоят, что это не просто слова, которых можно произнести тысячи тысяч. Что это слова принца нолдор и сына государя Финвэ. Я должен доказать. И пусть передо мной теперь один путь – через непроходимые и суровые льды Хэлкараксэ. Я пройду. Найду Феанаро. И докажу ему, что нет в моём сердце слабости, что я сумел преодолеть всё, чтобы выполнить данную ему клятву. Я пройду.
Не знаю, кто первый спросил что дальше. Не помню уже, что отвечал. Не помню кто первый вскинул меч к небу и сказал, что идёт со мной… Кажется, Финьо. Затем Турьо, Арьо, верные… Тысячи клинков теперь резали серебристыми остриями морозную ночь Арамана. Тысячи голосов повторили одно и то же.
«Мы с тобой, государь».
Помню, как сам вскинул меч, отвечая их порыву. Помню, как первым шагнул на тот путь, по которому можно было идти только вперёд или остаться во Льдах. Назад дороги нет…
Мы не рассчитывали на подобный переход, потому тёплых вещей и всего необходимого у нас было слишком мало… Мы знали это, но отступать было поздно, а взять что-то ещё неоткуда. Но трудности нас не остановили, даже не задержали.
Помню холодную пустыню. Чёрное небо с искрами далёких колючих звёзд. Лёд под ногами. Бесконечный лёд. И звёзды там, внизу, в стылой глубине. Помню треск льдин под ногами идущих. Короткие вскрики. Упавшие под лёд уже не выбирались наружу, а если их и вытаскивали, то они умирали буквально в считанные минуты. Холод убивал их. И мы их хоронили всё под тем же льдом. Помню их застывшие ледяные лица с широко открытыми глазами и то, как на ресницах их, бровях, волосах намерзает лёд. В считанные минуты. Помню как долго пытались вытащить из трещины во льду Эленвэ, а она наконец не выдержала холода и почти без плеска ушла под лёд, только и успев, что всунуть Турукано в руки объёмный кулёк, в котором была маленькая Итариллэ…
Мы шли неведомо сколько времени. Мы шли уже только затем, чтобы просто дойти, не остаться здесь, не стать ещё одной жертвой Хэлкараксэ. Помню, что в самом начале похода ещё пели песни, потом просто говорили, вспоминали Аман, мирную жизнь, дом, тепло, тех кого оставили там… Теперь же все шли молча и смотрели лишь перед собой. И тут над нами в небе разлилось странное сиянье. Серебряное, как свет Тельпериона и почему-то тёплое, хотя в серебре никакого тепла отродясь не было. И все как один остановились и подняли головы вверх, смотря на небесное светило над нашими головами. И будто волна прошла по рядам нолдор. И зазвучали голоса. Все оглядывались назад, в сторону Амана. Небесное светило дало нам сил. Мы пошли дальше, а оно сияло над нашими головами, освещая всё вокруг. И Льды в его лучах перестали казаться такими суровыми и непроходимыми.
И мы вновь шли также как в начале пути, неизвестно откуда беря силы и твёрдую уверенность в том, что дойдём. А потом кто-то закричал, указывая вперёд, где горизонт пылал ало-золотым огнём, будто вновь где-то далеко впереди горели корабли, только сильнее, во много раз сильнее и ярче. А потом… Потом впереди над ледяной пустыней встало ещё одно светило – яркое, много ярче первое, Оно своим светом напоминало Лаурэлин. И оно было тёплым… Невероятно, невообразимо, удивительно тёплым. А потом… Потом кто-то закричал, что мы дошли – впереди, там откуда поднималось золотое светило, чернела полоска скалистой земли. И вдруг радостный, громкий звук наших походных труб гулом прошёлся по ледяным нагромождениям и равнинам, отразился от скал берега и вернулся к нам.
А ещё через некоторое время мы все вышли на землю. И, стоило только Льдам остаться позади, как над войском разнеслось:
«Дошли…»
И все, не сговариваясь, осели там же где и стояли. Мы дошли… Мы сделали невозможное. Мы скоро найдём тех, кто нас предал и оставил нам две дороги – позор и бесчестие возвращения или смертельный и невозможный путь по Льдам. Мы выбрали вторую. И прошли её…
Мы потом поймём, что потеряли почти половину войска. Мы потом сможем осознать всю боль от этих потерь, мы потом оплачем их и почтим их память тризной, потом… Всё это будет потом… Сейчас же… Сейчас мы уснули. Все. Почти одновременно. Не озаботившись ни лагерем, ни стражей, ни удобством сна хотя бы. Уснули просто на голых камнях. Потому, что даже они сейчас казались нам периной… Потому, что там, в Хэлкараксэ боялись спать, ведь можно было уснуть и не проснуться. Потому, что сил ни на что не было даже у самых стойких. Даже у меня, хотя за весь путь никто не слышал от меня ни слова о трудностях и тяготах пути. Мы дошли…
Скоро, совсем скоро, я надеюсь, мы с тобой встретимся, Феанаро. Я пришёл. Я сделал невозможное. И теперь хочу увидеть тебя. Увидеть и спросить, почему. Почему ты поступил так, брат? Что двигало тобой тогда? И я надеюсь, ты ответишь мне. Я на это надеюсь…